24.08.09
Система приема в вузы по результатам ЕГЭ имеет целый ряд плюсов. Но в этом году ее новизна и неотлаженность процедуры создали проблемы поступающим и самим вузам.
О том, как прошел первый обязательный набор в институты по результатам ЕГЭ, с чем этим летом пришлось столкнуться приемным комиссиям, абитуриентам и их родителям, как распределились бюджетные места, и нужно ли менять введенную систему, в интервью «Газете.Ru-Комментарии» рассказал проректор ГУ-ВШЭ Григорий Канторович.
– Как вы оцениваете новую систему приема, позволяющую подавать заявления в неограниченное количество вузов?
– Я это поддерживаю, хотя и с оговорками. Это благо, прежде всего, потому, что как бы мы ни уравнивали, ни в какой стране не может быть 300 «гарвардов». Есть абитуриенты и вузы разного уровня. Нужно, чтобы вуз и абитуриент нашли друг друга, а те, кто не способен получать высшее образование, в вузы не попали. Как абитуриент узнает, куда он годен? Пока никак. Поэтому он должен иметь право послать документы в несколько вузов.
То, что в этом году люди, потеряв ориентиры, бросились во все вузы сразу, – предсказывалось, и это надо пережить. Но схема требует усовершенствования.
Можно ограничить, как в большинстве стран, количество мест, куда вы подаете документы. Идейно – я за, но не вижу пока механизма, как это можно было бы сделать.
– А как вы относитесь к возможности рассылать свои результаты по почте?
– Доля присланных почтой заявлений оказалась меньше, чем мы ожидали: 15–20%. Но опыт показал, что почта работает просто безобразно. Рядовым делом стала трехнедельная доставка заказных писем. Это неудобно и нужно переходить к электронной подаче заявлений. Использование почты – дань традициям, и таких неактуальных традиций много. Например, зачем мы требуем предъявления паспорта при пересылке документов? Если человек прислал ложные сведения, это выяснится при зачислении. Еще один требуемый документ, совершенно невнятный, – свидетельство о результатах ЕГЭ. Страна тратит огромные деньги на изготовление этого документа с разовым использованием. Тем более вузы все равно перепроверяют его по федеральной электронной базе свидетельств.
Единственный документ, который действительно нужен, – аттестат о среднем образовании. Все остальное можно получать от абитуриентов в электронном виде, и не в последние дни июня, а в течение всего года.
Таким образом, к июню мы можем составить базу абитуриентов и одним запросом в базу свидетельств получить сведения обо всех них. А если узаконить электронную подпись – это еще больше упростит всю работу.
– В этом году существенно вырос поток заявлений?
– Да, конечно. Но это совершенно не тот показатель, к которому мы привыкли. Мы пытаемся старое понятие конкурса прямо перенести на количество заявлений на одно бюджетное место. Это неправомерно из-за того, что один человек может подавать заявления на несколько специальностей, и все зависит от того, сколько в вузе факультетов с одинаковым набором экзаменов. У нас было 25–26 тыс. заявлений, но людей было только 8000. В среднем человек подавал на 3 факультета. Но и 8000 человек – заметно больше, чем обычный поток последних лет. У нас больше 5000 заявлений раньше не было никогда.
Это, мне кажется, зримое, ощутимое следствие нового порядка приема: он повысил мобильность абитуриентов. Мы знаем, что количество выпускников уменьшилось. Но у них появилась возможность, ничем не рискуя, малыми затратами попробовать. Даже приезд в Москву из регионов стал более удобным вариантом: здесь огромная концентрация вузов, а теперь за день можно обойти все интересующие и оставить документы. Хотя 8000 человек мы совсем не ожидали.
– Сильно выросла нагрузка на приемные комиссии?
– Мне кажется,
приемным комиссиям было тяжело, особенно в тех вузах, которые до последнего боролись против ЕГЭ.
У нас в этом году были дни, когда приходили регистрироваться более 500–600 абитуриентов. А процедура требует не менее 10 минут на человека, она включает множество аспектов, неизвестно зачем нужных по завершении вступительных испытаний. Комиссиям пришлось работать в некоторые дни почти до полуночи. Мы в ВШЭ давно ввели систему электронной очереди, на приеме сидели до 10–20 операторов. На недавнем совещании у министра образования представитель одного из вузов сказал, что численность приемной комиссии пришлось увеличить в 5–6 раз. Думаю, это урок, который всем предстоит усвоить. Но в основном это коснулось так называемых топовых московских и петербургских вузов. Я хуже владею информацией о том, что делалось в регионах. По имеющимся косвенным данным, ситуация поляризовалась: там есть вузы с сильным недобором.
– Если рассматривать ситуацию по Москве, новые правила по-разному сказались на разных вузах?
– Несомненно. Вузы публиковали количество абитуриентов и их баллы, и видно, что значительная часть технических и инженерных вузов неудовлетворительно смотрелись в плане контингента, с которым им придется работать. Думаю, еще более красноречивой будет картина, когда станет известно, сколько и кого вузы в итоге зачислили.
– А с чем связана такая проблема инженерных и технических вузов?
– В первую очередь, с ситуацией в стране. Процедура только высветила эту социальную проблему, стало труднее отговориться от падения спроса на технические профессии.
– В чем на сегодня состоит проблема льготников? Их количество возросло?
– Оно, наверное, возросло. Но вот что видно: эти категории лиц подали документы во многие вузы, причем на самые престижные специальности. Это создало впечатление, что заняты все места. Что делать, если количество заявлений от льготников и победителей олимпиад превышает количество бюджетных мест? Сначала министерство говорило, что такого не будет. Потом стали разъяснять, что надо отбирать из них лучших: сначала члены международных команд, потом победители всероссийских олимпиад и т. д. Это противоречит закону об образовании, и я не знаю, как тут быть. Нет никакого хорошего выхода, кроме как брать их всех и увеличивать число бюджетных мест.
Но этот ажиотаж – лишь видимость, все льготники не могут остаться. У нас в итоге так и получилось: осталась примерно треть из них. Тем не менее сильные ребята с хорошей суммой баллов могли испугаться.
Мы – думаю, и другие престижные вузы в этом признаются – потеряли потенциально очень хороших абитуриентов, которые по баллам шли впритык к проходящим в первой волне. Многие попали в итоге в вузы, которые для себя не считали приоритетными. Растянутая во времени новая процедура распугала многих.
Это обидно.
– Льготники взвинтили проходные баллы на популярные специальности?
– В ВШЭ сейчас около половины зачисленных на бюджетные места – победители олимпиад. Проходной балл в старом понимании они, конечно, взвинтили. На самый популярный факультет (у нас – мировая экономика, которая нравится не только победителям олимпиад, но и льготникам со справками об инвалидности, сиротстве и т. д.) по конкурсу прошли только первые 13 человек.
Мы уже предлагали выход из ситуации с победителями олимпиад и льготниками: льготу сохранить, но давать ее только в одном месте – вузе, куда он подаст подлинник. В другие вузы пусть он имеет право поступать, но – по конкурсу. Это резко снизит проблемы.
– Известны ли вам случаи, когда обнаруживалось, что абитуриенты не соответствуют своим высоким баллам по ЕГЭ?
– К сожалению, такое бывало: и на наших экзаменах, и в олимпиадах, и в ЕГЭ. Но доля невелика, на вуз все-таки работает в определенной степени репутация. Если известно, что учиться трудно и оценки не продаются, – люди с купленным дипломом туда не идут. Тем не менее такая категория есть. В прессе был всплеск публикаций о якобы огромном количестве абитуриентов из южных республик со стобалльными ЕГЭ. Я в этой связи собрал статистику по нашему вузу. Большинство людей со 100-балльными результатами по русскому языку, математике, английскому языку – из Москвы и Московской области, Чувашии и лишь единицы – из Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Ингушетии. Я не скажу, что проблемы нет, но ее острота явно преувеличена.
– В связи с тем, что для абитуриентов из регионов упростился процесс поступления в вузы Москвы и других крупных городов, возникнут ли теперь проблемы с предоставлением им общежитий?
– Это очень серьезная проблема, но мы с ней имеем дело уже не первый год. Доля иногородних студентов резко возросла года два-три назад. У нас это было связано, во-первых, с тем, что ЕГЭ стал более массовым, а мы давно принимаем по ЕГЭ. Во-вторых, с улучшением экономической ситуации в стране население стало мобильнее. В этом году данные по абитуриентам примерно аналогичны прошлогодним, скачок случился раньше.
Мы сейчас достраиваем новый корпус общежития, и места хватит всем нашим студентам. Но мы – молодой вуз, у нас нет базы, студгородка. В советское время вузы крупных городов строились с учетом значительного процента иногородних, они никогда не были предназначены только для местных жителей. В 90-е годы упал приток из провинции, набор стал сугубо московским, общежития стали вроде бы не нужны. А в связи с демографической ямой в последние годы (количество выпускников школ Москвы падало на 12% ежегодно) вновь расширился прием иногородних. Но общежития советского времени были уже потеряны: например, сданы в аренду. Это и вызвало серьезные проблемы.
– Какова сейчас у вас ситуация с зачислением?
– Мы практически закончили прием. Приняты 1170 человек – это уже выше контрольных цифр, но мы хотим добрать на некоторые факультеты еще людей – до примерно 1230 человек. Однако поступающие – свободные люди, и, возможно, кто-то захочет забрать документы и пойти в другой вуз, куда сумел попасть в последний момент. Но проходные баллы уже колебаться не будут, несмотря на добор.
Кстати,
не оправдались прогнозы о падении количества платников. Наоборот, несмотря на кризис, их пришло больше примерно в 1,5 раза.
Мы примем около 1400 человек.
– Как вы полагаете, нынешние трудности с приемом – из-за новизны системы или ее общего несовершенства?
– Это из-за новизны процедуры и ее неотлаженности. Значительная часть абитуриентов уже определились и зачислены. Мечутся только те, кто ищет лучшего. Очень интересно было бы провести в конце августа – начале сентября объективный мониторинг: сколько абитуриентов и когда устроились в вузы. Не могу сказать, что знаю, но складывается впечатление, что доля тех, кто колеблется, невелика. И она тоже сконцентрирована в крупных городах, где много вузов. При этом какие-то вузы останутся недоукомплектованными, особенно в регионах.
– Система требует только привыкания или ее нужно как-то менять?
– Она требует активного совершенствования, конечно. Надо учесть все, что мы заметили в этом году. Смешно сейчас, когда завершается прием, кричать, что надо срочно что-то менять, но важно не делать вид, как иногда у нас министерство, что все процедуры непреложны.
Если выпущен неудачный норматив, не нужно с ним упорствовать. Министерству следовало бы доверять вузам чуть больше, ведь они разрешают сложные ситуации.
Пока не будет полного доверия, мы вынуждены сохранять конкурсную систему. То есть примерно 85% выпускников будут поступать в вузы. Но с новой процедурой поступления мы сделали правильный шаг из вынужденной ситуации.
В ней есть плюсы. Например, она показывает, что пора отказаться от контрольных цифр приема. Это станет очевидно всем, когда у ряда вузов появятся системные недоборы. Есть плюс в том, что вузы обязали вывешивать на сайтах списки абитуриентов и приказы о зачислении с суммами баллов: появилась уникальная возможность собрать статистику. К сожалению, это делают не все, возможно, не понимая, что информация нужна не Рособрнадзору, а прежде всего будущим абитуриентам. В этом году никто не знал, сколько понадобится баллов, чтобы поступить, а теперь есть возможность сформировать критерии и обеспечить себе меньший первичный поток заявлений и стабильный прием.
Григорий Канторович, проректор ГУ-ВШЭ
Беседовала Светлана Ярошевская