2 ноября 2011 г.
Андрей Фурсенко — журналистам “МК”: “Вообще-то я не реформатор”
Министр образования и науки побывал в гостях у “МК”. И среди прочего рассказал журналистам о том, как изменятся правила поступления в вузы, ждать ли нам изменений в системе ЕГЭ и, наконец, как г-н Фурсенко относится к тому, что его называют одним из первых кандидатов “на вылет” из правительства-2012.

Главный редактор «МК» Павел Гусев:
— Наша почта переполнена письмами читателей — по ним, как вы знаете, в «МК» регулярно выходят критические и проблемные материалы. У большинства присутствующих, включая меня, также есть дети. Так что мы на собственном опыте знаем, насколько болезненна тема образования. Вот, к примеру, три учебника, рекомендованных министерством для школы. В одном («Введение в историю») говорится, что «христианство возникло в I веке до нашей эры», то есть Христос еще не родился, а христианство уже возникло. В другом («ОБЖ») рассказывается о взрывах — подчеркиваю, взрывах в редакции «МК» в 1995 году. Между тем взрыв был один, и в 1994 году. Берем «Введение в обществознание. Учебник граждановедения» для 5-го класса. Оно повествует, что 10–12 млн. лет назад обезьяны так полюбили дары моря (рыбу, моллюсков, устриц и прочее), что постоянно за ними ныряли, и оттого их шкура слезла, а они выпрямились и стали людьми. Те же, кто не захотел выходить на сушу, стали... Догадайтесь, кем? Дельфинами! Под стать и министерский гриф: «Рекомендовано Министерством образования Российской Федерации к использованию в образовательном процессе в образовательных учреждениях, реализующих образовательные программы общего образования». Каждое третье из полутора десятков слов этого предложения — «образование» или его производные. Ну не смешно ли? Вы согласны?
Андрей Фурсенко:
— Согласен: это полное безобразие. Но какого года эти издания? Спрашиваю вот почему. Проблема учебников была одной из первых, с которыми столкнулось новое министерство. Прежде экспертиза проводилась так. Было некое количество экспертов, из числа которых министерский чиновник произвольно выбирал троих и просил написать заключение на учебник, на которое затем и ставился штампик. Мы от этого ушли. Сегодня у нас две основные экспертные организации: Российская академия образования и Российская академия наук. Без их положительного заключения ни один учебник в школу не приходит. А сейчас обсуждается вопрос о дополнительной экспертизе: хотим привлечь к ней ассоциации учителей-предметников по разным направлениям, например по истории. Новый порядок был введен в 2006 году, и тогда же мы предложили издательствам добровольно пройти досрочную экспертизу. Они это сделали, поскольку в противном случае мы оставляли за собой право публично объявить об отказе. В итоге количество учебников значительно уменьшилось — по математике чуть ли не вдвое, так что большинства процитированных вами изданий в списке рекомендованных наверняка уже нет. Конечно, в экспертном совете по учебникам, как и в любой системе, есть свои проблемы и недостатки. Но каждое сегодняшнее заключение — вопрос серьезной репутационной ответственности уважаемой организации. И это повышает качество экспертизы.

— Андрей Александрович, где, по вашему мнению, мы находимся в области науки? Безнадега полная или есть свет в конце туннеля?
— Один ученый на этот вопрос еще в Советском Союзе однажды ответил так: представьте себе футбольное поле с очень хорошим газоном. Два квадратных метра на этом газоне наши: всего два, хотя качество газона не хуже. Думаю, сегодня среди полусотни технологий, определяющих развитие науки в мире, мы паритетны примерно в 4–5. Правда, для реальной конкурентоспособности мы должны быть в числе лидеров по крайней мере в 15 направлениях. Но безусловного лидерства нет ни у одной страны мира, включая Штаты и Японию. Совершить прорыв мы в принципе можем, если научимся выбирать приоритеты и работать по жестким критериям. Так, до сих пор мы абсолютно в паритете по атомной энергетике. По космосу еще держимся — у нас там всегда были хорошие позиции. Мы точно конкурентоспособны в информтехнологиях — особенно там, где требуется креатив и принципиально новые решения; у нас неплохие позиции в нанотехнологиях, но в фундаментальных исследованиях, а не в коммерциализации; традиционно сильны в математике. На этих направлениях и нужно сконцентрироваться. А попытаемся быть лидерами на всем поле — постепенно будем скатываться назад.

— Как изменятся в 2012 году правила поступления в вузы?
— Думаю, на какое-то время от серьезных изменений стоит воздержаться. Определенные заделы у нас есть, теперь надо совершенствоваться. Так, в 2012 году льготы для поступающих в вузы — победителей олимпиад, по состоянию здоровья — сохранятся. Но поступить по ним можно будет лишь в одно учебное заведение. Во всех остальных случаях льготники вступят в конкуренцию на общих основаниях, и думаю, что это справедливо. Соответствующие предложения нами уже поданы и вскоре будут зарегистрированы.
— А как изменится процедура ЕГЭ — с учетом последнего всплеска высокобалльников в кавказских республиках?
— Да вранье это! Аномальные результаты не сосредоточены в какой-то отдельной части нашей страны. На самом деле нарушения выявляются в самых разных регионах. Кстати, сразу видно, где какую специальность больше уважают. Где юристов — всплеск числа отличников по истории и обществознанию; где медиков — по химии и биологии. С регионами, где баллы выше, чем у соседей, потому что там лучше поставлено обучение, эти случаи не спутаешь: у таких выше все показатели — и отличников, и середняков, и отстающих. А вот если все параметры не блещут, а есть огромное количество отличников по отдельным предметам — появляются вопросы. Правда, таковых на 730 тысяч выпускников прошлого года по стране, по нашим оценкам, наберется несколько тысяч человек. Но и это, конечно, недопустимо.
— Как будете бороться с нарушениями на ЕГЭ в 2012 году?
— Надо просто исполнять закон — четко отслеживать, чтобы на сдачу экзаменов не вносили мобильные телефоны. Никогда не поверю, что находящиеся в аудитории 15 выпускников, двое проводящих экзамен и двое общественных наблюдателей могут проморгать, что кто-то отснял на телефон экзаменационные материалы, отправил их, получил ответы и списал. Нельзя же поставить в каждой аудитории по милиционеру! Да и сделай это, не факт, что он не...
— ...Не войдет в долю с организаторами экзамена...
— Я даже не о деньгах. Помню, один учитель мне как-то сказал: «Прохожу я на экзамене по рядам и вижу: мальчик сделал ошибку. Конечно, я ему подсказал». Я говорю: «А почему? Ведь рядом с ним сидит другой мальчик или девочка. Может, они умнее, а вы изменили соотношение». А он: «Ну как же я могу не помочь, я же учитель!» Думаю, в этой связи было бы правильно, если бы мы постепенно перешли в школе к системе, близкой к вузовской: закончил курс — сдал экзамен. И не в конце, а в ходе учебы — с шансом пересдачи, если хочешь отличный аттестат. Тогда люди будут учиться не только последний год, а система, где надо любой ценой обмануть, лишь бы все сдать, исчезнет. Кстати, один из обсуждаемых сейчас вариантов — сделать не один, а два экзамена по математике. Первый — элементарная математика после 9-го класса. Сдал его — считай, свою функциональную грамотность подтвердил и аттестат уже имеешь. А после 11-го класса — профильный экзамен для тех, кто хочет учиться дальше по этому направлению. И еще: не надо тянуть все предметы, хоть по одному уроку в неделю, но до самого выпуска. Этого все равно недостаточно. Но мы тянем — иначе одиннадцатиклассник все забудет, а ему сдавать экзамен.
— После заявления президента о смене состава правительства после выборов СМИ запестрели рейтингами кандидатов на вылет. Одним из лидеров оказались вы. С чем это связываете?
— Любую реформу, особенно в образовании, никогда не поддержит большинство — разве что предлагаемые изменения минимальны, а сама она носит популистский характер, пусть и в лучшем смысле слова. Вообще-то я не реформатор, а человек консервативный: если можно что-то не менять, стараюсь этого не делать. Но в нашем образовании, к сожалению, ничего не менять нельзя. Это сегодня признают все. Поэтому главный вопрос — не менять или нет, а что делать. Буду настаивать: ни в одной другой сфере изменения не обсуждаются с участием ведомства так широко, как в образовании. Да и сам я никогда не уходил от самых острых обсуждений. Взять хотя бы ЕГЭ. Когда я стал министром в 2004 году, мне сказали: всё готово. Но мы внесли законопроект лишь в 2006-м. И существенно переделанным: он был завизирован и поддержан Союзом ректоров. То же с уровневой подготовкой или, скажем, со стандартами образования. Я готов обсуждать каждый вопрос по каждому пункту. И никогда не пытаюсь использовать государственное давление: каждое изменение обсуждается в экспертном сообществе и принимается только тогда, когда достигнут если не консенсус, то хотя бы широкое согласие. Но надо понимать: все довольны быть не могут — и голос недовольных всегда будет громким. Значит, либо надо брать на себя ответственность и идти вперед, либо не делать ничего. С ничегонеделанием мы и так зашли слишком далеко. Остается принимать ответственность за реализацию.
— С этого года родителей стали привлекать к распределению стимулирующей части учительских зарплат. Но критериев не знают даже учителя. Стоит ли отдавать на откуп родителей этот деликатный вопрос?
— Коллеги, давайте брать на себя какую-то долю ответственности! Критерии действительно должны быть. Но не в виде занудного документа, а очень доступные и понятные: как проходит аттестация учителя, что мы требуем от учителя, что, по-нашему, учитель должен делать. И в этот процесс обязательно надо вовлекать родителей: их дети — главные люди в школе. Не учителя, а ученики! А у нас в школах в каком-то смысле реально присутствует стокгольмский синдром: заложники-родители учителем недовольны, но начинают его защищать. Выход один: шаг за шагом менять эту систему. Возможно — через какие-то переходные режимы. Но чтобы система управлялась не из кабинета федерального или регионального министра, а была саморегулируемой.
— А что вы думаете по поводу перехода на электронные учебники? И кто за это заплатит?
— Букридеры хороши тем, что в отличие от компьютеров они не вреднее для глаз, чем обычные бумажные носители, поэтому на них и переходит весь мир. Другой плюс — существенное снижение веса школьных рюкзаков. Да и по деньгам, возможно, выйдет дешевле, если учесть, что учебники надо покупать каждый год, а электронный учебник нет. Будет он стоить $100 — появится серьезный шанс попасть на рынок. Ну а система закупки букридеров, содержащих учебные курсы, думаю, будет аналогична нынешней системе закупки бумажных учебников.
Московский Комсомолец