24.05.2011
Как меняется русский язык вместе с успешными людьми?

Лингвист Ирина Левонтина все помнит про жизнь слов по роду профессии.
Можете себе представить, что еще несколько лет назад в русском языке не было словосочетания "успешный человек". Не можете? Вот уж смешные люди - так быстро все забывают, считает Ирина Левонтина. Она все помнит про жизнь слов по роду профессии.
Но сделаю одну оговорку. Профессионалов-филологов много, но Левонтину особо выделила недавняя Ассамблея Совета по внешней и оборонной политике, которую проводили в Подмосковье Сергей Караганов и Александр Архангельский. Избранные умы России слушали с неожиданным пиететом лингвиста из Института русского языка имени В.В. Виноградова РАН. Не тайна, что политологу в такой компании легко быть на публике и срывать аплодисменты. Например, предсказывая будущее дуумвирата. Или возмущаясь агрессивным утверждением: больше нефти - меньше демократии. В конце концов, можно для театральности в оппонента запустить не только словом. Соком или чернильницей, как делал это когда-то Мартин Лютер. Стоп. А что такое чернильница? Это слово еще не попало в словари с пометой "устар."?
Российская газета: Ирина, не скрою, не самая сенсационная из дискуссий на Ассамблее - миротворчески заявленный "Русский язык как следствие модернизации и как форпост традиции" - вдруг вызвала единодушные аплодисменты. Мне кажется, вы всем по-русски объяснили, что произошло с успешными людьми в последнее время. А про себя всегда интересно послушать…
Ирина Левонтина: Моя миссия скромнее - я говорила лишь про языковую картину мира, которая активно сейчас меняется. Другое дело, что творят ее люди.
РГ: На взгляд филолога, мы живем в интересное время?
Левонтина: Тому есть много доказательств. Еще несколько лет назад в русском языке не существовало словосочетания "успешный человек".
РГ: В это трудно поверить. Впрочем, после вашего выступления посмотрела словарь Даля и даже просто "успех" не обнаружила.
Левонтина: Оно там есть, только в статье "успевать", там же гнездовой принцип. Модернизация языка неизбежна. И оптимистично добавлю, она для русского языка проходит успешно. Вернемся, однако, к заинтриговавшему, но уже привычному словосочетанию.
Прилагательное "успешный" до недавнего времени, согласитесь, можно было употреблять в сочетаниях "успешная деятельность", "успешная работа", "успешные переговоры". И переводчики испытывали большие трудности при переводе английского "successful man"; и до сих пор можно прочитать на переводческих форумах старые записи: "как все-таки переводить, слово "преуспевающий" - не годится, "успешный человек" сказать по-русски совсем нельзя, "состоявшийся человек" - это совсем другое".
РГ: Меняется система ценностей, меняются и слова?
Левонтина: Да. У Наума Коржавина есть стихотворение, в котором "сэкссэссыфул мэн" записано в такой дикой транскрипции. Он с отвращением пишет об этом слове, с примечанием - "успешливый человек". Совсем нельзя было сказать "успешный человек". А преуспевающий человек - это было не совсем хорошо. Кто такой преуспевающий адвокат? Грубо говоря, не тот, который защищает диссидентов, а тот, у которого богатые клиенты и он очень ловко их отмазывает.
РГ: Мне кажется, что не такая уж критическая ситуация. Можно было употребить выражение - с хорошим запасом силы и смысла - "состоявшийся человек".
Левонтина: Состоявшийся человек - это, конечно, было хорошо, но не было известно, реализован он социально или нет. Может быть, он состоявшийся поэт, тома написал, но все это лежит в столе и не печатается. А преуспевающий поэт - это понятное дело, совсем не Бродский, а какой-то другой писатель.
Очень смешно, как люди быстро забывают, что какого-то сочетания не было. Говорят: а как же говорили? Да никак не говорили, потому что, как писала Цветаева, даже смысла такого нет. В русской культуре традиционно успех не принадлежит к числу важных экзистенциальных ценностей. Конечно, люди стремились чего-то добиться, гордились успехами детей, но успех не был в числе именно культурных ценностей. И наоборот, неудачник, - когда мы раньше думали о слове "неудачник", конечно, плохо было быть неудачником, но все же у этого слова был симпатичный ореол.
РГ: Как у слесаря Гоши, которого играет Алексей Баталов в фильме "Москва слезам не верит". Сам не доктор наук, но без него другие диссертации написать не смогли бы.
Левонтина: У Чехова прямо герой говорит: "Женщины любят неудачников". Мы можем вспомнить ахматовское выражение "золотое клеймо неудачи". Для нас неудачник - это отчасти человек, который не шел "по трупам" в своей карьере, у него душа, он не поступился чем-то важным и поэтому чего-то не добился.
РГ: Вспоминаю одно сравнение. В одних и тех же камерах в ГУЛАГе сидели люди, но одни выходили и знали историю искусств, вторые - только "феню". Секрет прост - первым повезло быть сокамерниками Дмитрия Сергеевича Лихачева. Кто с кем сидит, тот так и говорит… Раньше было принято считать, что только реальность формирует язык. Но ведь и "язык успешных людей" влияет на реальность?
Левонтина: Безусловно. Сейчас мы видим, что не только появилось выражение "успешный человек", важно, что сам смысл трансформировался. В обществе у понятия "неудачник" исчезает ореол симпатичности. Более того, поскольку слово "неудачник" все-таки было слабоватым, еще появилось слово "лузер", которое очень активно употребляется. Я уже не говорю о слове "лох", которое в крайней форме выражает этот смысл, что если ты не добился, то ты ничтожество, с тобой совсем не считаются.
РГ: Реабилитацию "успеха" вы доказали арифметически и геометрически. А он "потянул" за собой и другие смыслы, и другие слова? Процесс реабилитации слов, прошедших через советские "фильтры", продолжается?
Левонтина: Прислушаемся к словам "карьера" и "карьерист". Ведь раньше мы как говорили: карьера в хорошем смысле. Почему в хорошем? Потому что вообще-то карьера - это было плоховато. Сейчас "карьера" совсем хорошо, но и "карьерист", особенно в языке молодежи, реабилитируется. Мы читаем в объявлениях о вакансиях: "Нужны амбициозные карьеристы". Мало того, что карьеристы, так еще и амбициозные.
РГ: О, вы затронули еще один пласт: это было тоже своего рода приговором - амбициозный, значит, выскочка с неадекватным самомнением. Одним словом, по Леониду Гайдаю, "редиска", нехороший человек.
Левонтина: Да, слово "амбициозный" тоже было плохое в русском языке. Почти все слова, в которых сквозила идея, что человек высокого мнения о себе, уверен в своих силах, были окрашены слегка негативно. Амбиция, самоуверенность - это как-то нехорошо. Можно было сказать только отдельно: "уверенный в себе". Таких примеров и слов таких очень много. Сейчас они все реабилитируются.
РГ: Достаточно представить "резюме", которое сегодня рассылает человек при поиске работы, и характеристику с места работы - как говорится, два мира, два Шапиро...
Левонтина: Русский язык всегда очень равнодушно относился к сфере среднего, нормы, особенно в том, что касалось человека. Он тяготел всегда к крайностям. И сейчас мы видим, как это меняется. Какая сейчас высшая похвала, которая может быть сделана человеку? "Он человек абсолютно адекватный и совершенно вменяемый". Это два слова, которые чрезвычайно бурно развиваются, сделали феерическую карьеру буквально за последние годы. Раньше ведь это значило всего лишь, что он ведет себя нормально, не сумасшедший, у него нет отклонений - и это хорошо. А возьмите слово "самодостаточный", про которое тоже можно говорить отдельно.
РГ: Оно сейчас особенно популярно, особенно в брачных объявлениях: "Самодостаточная девушка ищет самодостаточного молодого человека".
Левонтина: Здесь тоже появился новый смысл. Имеется в виду не только то, что у каждого из них своя зарплата, а то, что они свои психологические проблемы не будут вешать друг на друга.
РГ: А у вас на слуху есть примеры, когда лидеры страны пускают в оборот слова, которые потом наполняются новым смыслом?
Левонтина: Вспомним, как президент Медведев в одном из своих Посланий сказал нам, что хочет сделать Россию лучшей страной для комфортной жизни. Это чрезвычайно показательно - прилагательное "комфортный" тоже совершенно новое. По таким прилагательным видим, что сменились ценностные ориентиры, что мы хотим быть нормальными. В новогоднем поздравлении он сказал, что хочет, чтобы Россия стала "благополучной" страной.
РГ: Теперь я чутко реагирую и уточняю: это тоже из реабилитированных слов?
Левонтина: Безусловно. Слово "благополучной" - не в контексте "благополучный исход операции", а в сочетании, например, "благополучный человек" - тоже имело негативный оттенок. Благополучный человек - это не симпатичный, в этом есть что-то мелкотравчатое, а в русской культуре все мелкое всегда оценивалось негативно. Благополучный человек - это тот, который в силу того, что у него не было серьезных жизненных испытаний, ничего в жизни не понимает и чувств у него нет глубоких. А теперь вот реабилитируется и слово "благополучный".
РГ: А Путин предлагал ставить перед Россией амбициозные цели.
Левонтина: И это теперь всем понятно: вместо тех великих целей, которые были в лексиконе много десятилетий. Великие цели - это что-то туманное, непонятно, достижимо или нет. Амбициозные цели - трудно, но достижимые, в пределах человеческого разумения.
РГ: Сейчас уже не только политологи употребляют, а то и злоупотребляют словом "вызов", "новые вызовы". А оно из какой реанимации в живую речь попало?
Левонтина: На Ассамблее СВОП, где мы с вами были, я специально считала: практически все выступающие употребляли слово "вызов". Вызов в смысле английского "challenge". Это тоже совершенно новое слово, очень важное. Можно рассмотреть следующую цепь: вначале вместо "неприятности" стали говорить "проблемы". Проблема - это то, в чем заложена идея, что это нужно решать. А потом вместо "проблемы" стали говорить "вызовы". Это не просто то, на что нужно как-то отвечать, но что это еще и хорошо, и интересно. И мы рады это делать. В таком движении популярных и частотных слов прослеживаются серьезные изменения языковой картины мира.
Я хочу сказать, что лингвисты смотрят на жизнь оптимистично. По-прежнему нас объединяет русский язык. И он живет, и он отвечает на эти самые вызовы, и он прекрасно справляется с новыми ситуациями.
РГ: Ирина, слушая вас, невольно вспоминаю беседу с Андрем Кончаловским , который очень точно сравнил, как говорят и как живут в России и Италии: "В России любят мертвецов и спившихся людей. Они все герои. А нормальных, трезвых, успешных - не очень. В Италии же нация, которая любит восхищаться… Детьми, родителями, семьей, искусством. Они будут долго говорить вам, что им нравится. У нас как раз обратное. Мы с удовольствием будет говорить о том, что плохо. И чем хуже, тем интересней разговор".
Теперь я поняла, почему вам аплодировали политологи. Они, наверное, и сами уже устали спорить: завтра будет хуже или еще хуже. Спасибо за оптимизм. Слова, как известно, лечат.
двига Юферова
"Российская газета"