15.03.2011
Сергей Волков убежден, что Солженицына на уроках надо читать вслух

Сергей Волков: Можно отмахнуться - восьмой класс, какая любовь, иди уроки учи.
Что восьмиклассникам надо знать о любви? Зачем математику литература? Как изучать в школе "Архипелаг ГУЛАГ"? Об этом "РГ" рассказывает Сергей Волков, учитель русского языка и литературы школы N 57 города Москвы, главный редактор журнала "Литература".
Российская газета: Сергей Владимирович, уже совершенно очевидно, что российские школы в ближайшем будущем станут профильными. Благодаря и вашей активной позиции литература осталась в проекте стандарта для старшей школы среди обязательных предметов. А какие еще вопросы у вас остались?
Сергей Волков: Разработчики твердо уверены, что базовое образование должно завершаться в 9-м классе. У меня в этом есть сомнения. Можно ли считать, что к 9-му классу дети уже полностью познакомились с историей, географией, физикой? Я не уверен в том, что все школы должны быть профильными. Недавно я услышал позицию ректора МГУ: школа должна дать хорошее базовое образование, а вуз - профилизацию. И я с этим во многом согласен. Если школы все же станут профильными, то они не должны идти по пути сужения возможностей других предметов.
Для того чтобы вырастить хорошего математика или физика, надо не лишать его химии и истории, а поднимать планку по профильным предметам. Мне не ясно, что будет вместо ЕГЭ, классно-урочной системы? Что касается моего предмета, то в старшей школе есть дисциплины, значимость которых странно отрицать. Здесь, при всем моем уважении к другим наукам, оказываются неравными, например, химия и литература. Я люблю химию и считаю, что без этой науки нельзя обойтись, но есть некие всеобъемлющие предметы, которые оказываются выше. Чтение художественной литературы, разговоры о ней в том возрасте, когда дети активно познают мир, примеряют на себя разные социальные роли, задают взрослым вопросы об устройстве мира, необходимы. Но не ясно, чем будет заполнен предмет русская словесность, где совмещены русский язык и литература и чем будут заполнены три уровня его преподавания?
РГ: Ваши ученики литературу любят?
Волков: Я работаю в математической школе двадцать лет. И вот я вижу, что дети, пришедшие в 8-й или 9-й класс и выбравшие в качестве будущей специальности математику, поначалу не читающие, начинают читать и постепенно растут. Вдруг оказывается, что это им интересно, что-то их зацепило, и к окончанию школы они уже не могут представить себя без литературы. Ведь в чем беда? В 8 - 9 классе они еще не знают, что литература - это здорово и могут ее не выбрать. А потом спохватываются. Есть очень справедливое высказывание: мы можем получить два высших образования, но не можем два средних. Именно поэтому, обсуждая стандарты для старшей школы, я высказал сомнение, что мы, взрослые, придумали мудрый вариант выбора.
РГ: За что можете поставить двойку?
Волков: Например, за то, что ученик не принес на урок текст, с которым мы работаем. Но это бывает редко. Всегда ищу способ отступить, похвалить за что-то. У меня в кабинете стоит пианино. И вот я вижу на перемене, что ребенок садится и играет какую-то волшебную музыку. Ну как я могу потом на него сердиться, если даже он забыл домашнюю работу? Он умеет то, что не умею я. Они, эти дети, вообще многое умеют лучше. Это часто меня обезоруживает.
РГ: Откройте секрет - как привить вкус и любовь к книге?
Волков: Чтением в классе вслух.
РГ: А чем заслужить уважение учеников?
Волков: Одно из моих самых сильных воспоминаний о школе, где я учился, - разговор с учительницей о любви. То ли у меня, то ли у моего друга, а, может, у нас обоих, уже и не помню, в подростковом возрасте была несчастная любовь. И одна учительница сказала: "Ну что в вашем возрасте вы можете понимать о любви!? Это ж так у вас, все по-детски..." Помню, я смотрел на нее и думал: "Как же ты можешь с нами работать, если так считаешь?" У меня на эту учительницу была недетская обида. Ученик приходит к тебе со своей проблемой, и ты должен его понять, поддержать или что-то подсказать.
Поверьте, проблемы, как и у нас, выходят далеко за рамки литературы. Недавно на переменке ко мне, краснея, подошел восьмиклассник, хватает за пуговичку и говорит: "Мне сейчас очень надо прочитать какой-нибудь роман о любви, подскажите!" Можно отмахнуться - восьмой класс, какая любовь, иди уроки учи! Нет, мне надо ему сказать, что прочесть. Он же через себя переступил, пришел сказать о самом важном. А у меня в моей учительской башке только школьная программа сидит. Но ему надо помочь. Вот что бы вы посоветовали?
Курс литературы в школе надо разгружать. Но кого исключить? Тургенева, Островского, Гончарова? Нет ответа.
РГ: Бунина, может?
Волков: Для 8-го класса Бунин? Сложновато. Я вот не нашел ничего лучше, как назвать ему книжку американского писателя Эрика Сигала "История любви". Причем как бы заговорщицки ему сообщил: "Книжка и фильм по ней появились ровно в тот год, когда я сам родился, - и произвели фурор..." Наврал, конечно, но сработало.
РГ: О каких литературных произведениях труднее всего рассказывать в классе?
Волков: Об очень многих. Вот взять, например, "Кому на Руси жить хорошо". Это 10-й класс. Далекая от детей, непонятная жизнь. Но я придумал, что делать с этим произведением. Дело в том, что Некрасов предпринял гениальную вещь - он сделал социологический опрос в стране, в которой никогда еще раньше ничего подобного не было. Ведь что делают семь мужиков? У них нет микрофона, зато есть ведро водки. Они идут по стране и каждого, кто им встречается, спрашивают: как живешь, что думаешь о жизни, тебе хорошо или плохо? Главное - говори, как можешь и что чувствуешь, но - говори!
Подобное я сам пережил во время перестройки, когда к нам на общешкольное собрание прислали какого-то третьего секретаря обкома комсомола. Уже начиналась перестройка, ускорение, появились новые формы работы, более свободным стало телевидение. И мы воспользовались ходом телевизионщиков. Взяли два микрофона на длинных шнурах и спросили у зала - нужен нам комсомол или нет? И спустились с микрофонами в зал... Человек у микрофона не может отвертеться, он говорит правду, и зал взорвался! Все стали говорить "нам комсомол нужен только для того, чтобы поступить в институт" и спрашивать - "куда идут взносы?", "если все мы в первых рядах и все - комсомольцы, то кто в последних?" Третий секретарь позеленел... И все это я рассказываю на уроке детям.
У Некрасова мужики сначала хотели спросить попа, помещика, купца, министра, царя, но поговорили с попом - и выбрали другой маршрут. Пошли к несчастным, таким же крестьянам, как и они сами. Почему? Да потому что поп, который им рассказал о себе, оказался не таким, каким они его представляли со стороны. Здесь можно детям показать, что явление имеет разные грани и на них можно смотреть с разных точек зрения. Вот о чем Некрасов. А не только об отмене крепостного права. Книга эта о человеке и мире. Если удается вызвать эту искру с любым произведением - ура!
РГ: Ученики успевают читать то, что предусмотрено программой?
Волков: Стараются успеть. Но сейчас им все труднее и труднее. Вернусь к проекту стандартов. Создается впечатление, что взрослые, которые его написали, тоже устали биться с подростками и договорились: давайте, чтобы нам было полегче, опустим планку, мы так устали, что уже не можем их заставлять учиться. Каждый раз, подходя к новому произведению большого объема, я понимаю, что сейчас будет трудно всем. Может, фрагментик взять? Но мы же не имеем права этого делать! Одна из питерских учительниц верно заметила, что все нынешние достижения по поддержанию образовательной планки - это личные достижения педагога, а не достижения системы. Например, сейчас можно не учить детей писать сочинения, потому что на ЕГЭ это не требуется.
РГ: Наверно, кто-то из педагогов и не учит.
Волков: Я как-то подсчитал, что две недели в год трачу на проверку сочинений. У меня вообще-то есть чем заполнить это время...
РГ: В программе теперь есть Солженицын. Современные дети его осилят?
Волков: Понятно, что осилят немногие. И понятно, что не прочтут, как не читали многие. Но два или три урока, которые отведены на это произведение, позволят закрепить тему и что-то прочесть вслух. И я бы рекомендовал учителям читать "Архипелаг Гулаг" вслух на уроке. И в том, что кто-то после таких уроков прочтет всю книгу - не сомневаюсь.
РГ: А на лето список для чтения даете?
Волков: Конечно. Понимаю, что все книги из него они не прочитают. Но я считаю, пусть прочитают меньше произведений, но сделают это осмысленно. Курс литературы в школе, безусловно, надо разгружать. Но как - очень болезненный вопрос. Кого исключить? Тургенева, Островского, Гончарова? У меня нет ответа.
РГ: Известный педагог-гуманист Шалва Амонашвили как-то сказал: если тебе встретился хотя бы один настоящий учитель, то это уже очень много. Вам такие встречались?
Волков: Да, и не один. В этом мне очень повезло.
РГ: Кто-нибудь из ваших учеников стал филологом?
Волков: В филологи почти никто не пошел, но учителями некоторые стали. У меня нет цели, чтобы они были филологами, пусть будут хорошими людьми. Так случилось, что в какой-то момент я тяжело заболел и в полной мере ощутил, с каким количеством людей на Земле я связан. Потому что эти люди узнавали, что со мной приключилось, и присылали письма поддержки. Прямо на конверте писали год и выпуск. Десятки человек из разных уголков Земли. Я испытал одно из самых сильных потрясений в жизни.
Ирина Ивойлова
"Российская газета"