14.02.2011

Учеба начинается тогда, когда в классе появляется влюбленный в свое дело учитель

Судьба школы и реформа образовательных стандартов остаются в центре общественного внимания. Но, как считает корреспондент "Огонька", не в стандартах дело — во все времена дети любили школу и уроки, если там были хорошие учителя
Дмитрий Губин
Лукавства в школе полно: взять, например, натаскивание выпускников на поступление в институт (неважно, посредством ЕГЭ или без) под разговорчики про важность "всесторонней образованности". Или уверения, что изучение алгебры и геометрии развивает логическое мышление (при том что в школе даже основ формальной логики не дается). А главное, конечно, лукавство в том, что жизнь сама по себе, а школа — сама по себе. В жизни вон Саньке уже iPhone 4 подарили, хотя у него по всем предметам жесткий тройбан, а Виолетте, дуррре, обещали на выпускной бриллианты. А у них родители что, отличниками были?

Реформирование — это здоровая реакция на разрыв между школьной идеологией и жизненным успехом. Сегодня для успеха важно что? Минимальный английский, водительские права, владение компьютером, умение обзаводиться связями, показательный патриотизм (это если идти по гослинии) и такое же православие (если по линии государственно-политической). Вот школа и реагирует как может.

Я тоже когда-то к реформаторству руку приложил: перейдя с пишущей машинки на компьютер и увидев, что целый пласт профессий (машинистки, линотипистки, метранпажи) обречены на вымирание, горячо стал ратовать за уроки компьютерной грамотности. И, когда информатика появилась в школах (а тогда школу оканчивали мои младшие брат и сестра), прыгал от радости хотя, прямо скажем, мой вклад там был в долю микрона. После первых же уроков информатики я спросил младших родственников, чему их там научили. Брат с сестрой послушно написали уравнение типа 2+2=4, только каждый знак обвели рамочкой. "Что это?!" — спросил я потрясенно. "Это алгоритм,— отвечали они.— Нас учат основам программирования". А когда я переспросил, учат ли их элементарным командам DOS (тогда еще Windows не изобрели), они отвечали, что у них и компьютера-то в классе нет.

Артель "Сизифов труд", версия 2.0
Урок этот, однако, отучил меня навсегда давать советы по реформированию школы. И за всей возней вокруг расхода часов на физику и лирику, на ОБЖ и основы православия я слежу с ленцой кота, которому хозяйка фантиком пытается изобразить мышку. И пусть кричат, что урезание часов литературы в пользу часов государственности погубит школу (или, наоборот, что введение уроков патриотизма спасет от событий на Манежке),— я лишь щурю глаз. Не спасет и не погубит, все будет как есть — ну, просто появится еще один скучный урок.

Введение Закона Божия (будем называть курс основ православия своим именем) приведет лишь к становлению детского антиклерикализма. Это меня, атеиста, должно, по идее, радовать, но не радует: атеизм — это работа ума, а антиклерикализм — реакция на церковную скуку, которой и до 1917-го было полно, а тогда недостатка в толкователях православия не было. Введение уроков патриотизма обернется воспитанием циников, потому что очередной умный русский мальчик, в которых видел основу страны Достоевский, задаст парочку вопросов про стоимость часов на руке Путина или про очередных ментов, избивших или запытавших до смерти его ровесников,— и получит в ответ предложение "не умничать".

Но, повторяю, не случится в школе никакая сотрясающая основ реформа — хотя бы потому, что все школьные реформы исходят из постулата, что нужно выпускать новые учебники, вводить новые предметы, присылать учителям новые методички, отправлять учителей на курсы повышения квалификации, а дальше пойдет само. Не пойдет. Единственный школьный курс, который, на мой взгляд, действительно полностью можно заменить учебником,— это курс сексуального образования. Уверяю, безо всякого учителя прочитают, и перечитают, и выйдут на предложенный сайт, и прошерстят дополнительные разделы.

И что ж, в школе теперь вообще ничего не менять?

Я этого не говорил.

У меня есть предположение — подкрепленное, правда, разговорами с десятками учителей,— что качество учебы (причем под качеством я понимаю и желание бежать на урок) определяют две вещи.

Первое — это когда в классе выделяется особая группа, которая, скажем, всерьез штудирует иностранный язык (или физику, или историю — неважно). И эта группа инфицирует своим интересом класс: переводить песни с английского становится модно, переписываться с penpals, ровесниками, в Англии становится престижно и т.д.

Второе — в классе появляется учитель, влюбленный в свой предмет и умеющий его преподавать. Причем такой учитель вполне может сформировать группу, описанную абзацем выше.

Хорош учебник по предмету или отвратителен, умно составлена программа по предмету или нет, реформировали школьный стандарт по дисциплине или реформировать забыли — значения не имеет.

То есть вы догадались, к чему я клоню: будет профессия школьного учителя престижна, уважаема, оплачиваема — начнется естественный отбор лучших студентов в пединститутах, а вслед за этим в школах появятся любимые учителя. Пока у меня нет никаких оснований полагать, что хоть какие школьные изменения хоть к какому результату приведут. О единственном типе школьного учителя, помешанном на предмете, который стабильно присутствует в современной школе, словно редкоземельный, но устойчивый элемент таблицы Менделеева, мне рассказывал основатель петербургской классической гимназии и ее завуч Лев Лурье. Этот элемент — как правило, молодая женщина, выпускница педагогического института, вышедшая замуж за богатого мужчину, готового оплачивать все ее причуды, к которым относится и преподавание в школе (вариант — выпускница, дочь разбогатевших родителей).

Ей не нужно думать о деньгах, и она действительно любит школу, и обожает своих учеников, и свой предмет, и видит задачу и вызов в том, чтобы расшевелить, научить, увлечь "своих детей" (они для нее — действительно ее дети).

И муж ей звонит на работу: гуленька, а не пойти нам сегодня вечером в ресторан? — а гуленька в ответ: котик, ты знаешь, у Васи опять проблемы, мне надо с ним позаниматься после уроков, это принципиально важно...

Эдакая постсоветская идиллия.

И не говорите мне, что я школьной реальности не знаю, что утрирую и так далее — словом, шуршите фантиками сколько угодно, я ни на секунду не поверю, что школа изменится, пока как минимум доходы учителей не сравнятся с доходами гаишников (я про гаишные реальные доходы). Поищите, поройтесь в своей памяти, попробуйте доказать, что, не меняя учителей, можно изменить школу, что, не меняя поваров, можно одной лишь заменой рецептов изменить качество ресторана... А я пороюсь в своей.

Помню, был у нас в шестом, что ли, "Б" совершенно сумасшедший физик, Свиридыч, мы его обожали. И когда он сказал, что уезжает работать за границу, то мы совершенно искренне (девочки — даже со слезами) расценили это как предательство. И собирались (в советские-то времена!) устраивать забастовку, и говорили всякие глупости, типа-де, что раз так, так мы теперь вообще учить физику не будем, принципиально нахватаем двоек, и роно нашей школе такое устроит! (Понимали, маленькие засранцы, как работает система.)

Чем кончилось? Да тем, что новая физичка оказалась не менее сумасшедшей и наша прежняя любовь, как облако, потеряв в качестве опоры старую гору, переместилась на новую.

Да, да, да — я все о том же: как только появится учитель, равный горе, облако материализуется само.

Журнал «Огонёк»