08.11.2010

На днях первый заместитель главы администрации президента РФ Владислав Сурков анонсировал новую "научную" стратегию: в инноград Сколково и российские вузы будут приглашать иностранных ученых, в том числе мигрировавших русских
Привлекать решено специальными мегагрантами: 40 из них Минобрнауки уже раздало на прошлой неделе. О том, как ученый сможет потратить 150 млн рублей на развитие отечественной науки, "Огонек" спросил у одного из обладателей такого гранта, профессора математики Женевского университета Станислава Смирнова.

— Начнем с того, что 150 млн рублей — это максимальный размер гранта, который могут получить претенденты. Математикам не нужно дорогостоящее оборудование, с другой стороны, у нас больше семинаров, приглашенных ученых, конференций. Так что обычно математики просят меньше, чем представители экспериментальных наук, но не намного. Мы запросили и получили 95 млн рублей. Деньги переведут на счет Санкт-Петербургского университета, на базе которого планируются исследования. Оттуда через бухгалтерию и будем получать нужное финансирование.

— На что конкретно вы подавали заявку?

— Идея этих грантов, если я правильно понимаю, в том, чтобы усилить науку в вузах. Традиционно в нашей стране было разделение: наука по большей части сосредоточена в институтах Академии наук, а преподавание - в вузах. Теперь же, по правилам мегагранта, при университете должна быть создана научная лаборатория.

Если конкретно, то моя заявка подразумевает создание междисциплинарной лаборатории, которая охватит сразу три сферы: математический анализ, теорию вероятности и математическую физику. Все эти научные направления очень хорошо представлены в Петербурге, но мы планируем новые проекты на их пересечении. Наши темы соприкасаются и с другими областями математики, что важно, потому что поможет привлечь к исследованиям много молодых студентов и аспирантов.

— А как вы вообще узнали, что в России, простите за ненаучный термин, раздают деньги на науку? Ведь до объявления имен победителей на минувшей неделе о самом конкурсе просто мало кто знал...

— И правда, нельзя сказать, что начало сбора заявок на мегагранты Минобразования уж очень широко рекламировалось: официально все участники узнали об этом за месяц до срока, в июне этого года. Однако проект большой, и слухи среди ученых ходили, так что я узнал от своего знакомого на одной из конференций. Это отличается от западной практики, где, как правило, о подобных программах грантов объявляют за год, а то и раньше. Это выгодно по двум причинам: собирается больше ученых, желающих участвовать, и есть время вдумчиво написать заявку. Мне, к счастью, удалось частично освободить пару недель в данный нам месяц, но ведь могло и не получиться.

— Вы работаете в Женеве, в самой Европе ежегодно раздают довольно много приличных грантов. Почему вы решили принять участие именно в российской программе?

— Я подумал, что если бы не удалось собрать хороших российских и иностранных ученых, то интерес у правительства скорее всего немного поостыл бы. А хотелось, чтобы грантовые программы продолжались. На такую многомиллионную сумму можно много сделать, хотя временные сроки в два года и поджимают. Это большие деньги по мировым стандартам — похожие гранты стали давать в Европейском научном совете два года назад, и мне дали 60 млн рублей на пять лет.

Я очень люблю Петербург, и мне показалось, что нужно, чтобы кто-то подал заявку на матмех СПбГУ, где я учился и с которым у меня много контактов. К тому же к работе по гранту нужно приступать в следующем году, который я и так планировал провести в России как научный отпуск от Женевского университета, так что мне это было и удобно, и интересно.

— Минобрнауки обещало выдать 80 грантов, а в итоге получилось только 40. Как вы вообще оцениваете эту программу — к примеру, по части прозрачности?

Станислав Смирнов Родился в 1970 году. Окончил математико-механический факультет СПбГУ, затем аспирантуру Калифорнийского университета. Ныне профессор математики Женевского университета. Лауреат премии Филдса за 2010 год
— Мне бы очень хотелось, чтобы организаторы присылали рецензии и выигравшим, и проигравшим претендентам. Это помогает скорректировать свою заявку для участия в будущих конкурсах и явно добавляет прозрачности в систему отбора. Я лично, например, такой рецензии пока не получал, но прошло еще мало времени. А вообще, по поводу прозрачности, судить сложно: в решениях, кому давать деньги на науку, а кому нет, всегда есть субъективный фактор, а отбор по формальным критериям, вроде индекса цитируемости, работает плохо. Было бы интересно узнать, по какому принципу отбирали ученых в сей раз.

А что касается количества выданных грантов, то, может, это и хорошо, что сейчас дали деньги только 40 ученым, а через полгода выделят еще 40 грантов. Первый заход проводился в некоторой спешке, во второй раз можно все будет сделать спокойнее.

Кстати, мой опыт с европейскими и американскими грантами показывает, что в первый заход любой программы всегда вскрываются недоработки — главное их потом исправить. Можно считать, что для первого раза у нас все прошло довольно гладко.

— Какие у вас теперь обязательства по гранту? Есть представление, куда потратить миллионы?

— Теперь я должен собрать команду для нашей лаборатории. В нее войдут несколько ученых из Санкт-Петербурга плюс мы хотим пригласить молодых ребят из России и зарубежья. Например, на весенний семестр приедут два французских аспиранта. Заметная часть денег будет потрачена на проведение научных конференций и приглашение ученых с лекциями.

— Что, на ваш взгляд, сегодня лучше для России: завозить ученых из-за рубежа или растить своих собственных?

— В первую очередь, конечно, нужно поддерживать ученых, особенно молодых, здесь, в России. По всей видимости, это можно сделать только с помощью грантов, потому что сразу повысить всем зарплаты нереально. Причем эти гранты не должны быть заоблачными. Кто-то пошутил, что правительству проще выделить миллиард, чем миллион. Это отчасти правда, потому что малые гранты не так эффектны и заметны. Но они могут помочь ничуть не меньше, чем мегагранты. Хотелось бы, чтобы урезанное финансирование Российского фонда фундаментальных исследований вновь увеличили, и существенно.

В то же время не менее важно интегрироваться в мировую науку. Причем не стоит зацикливаться только на наших соотечественниках, которые работают за рубежом. Нужно создать условия, в которые будет интересно приехать не только ностальгирующему русскому, но и французу, немцу или американцу. И не нужно бояться, что иностранец потом уедет работать куда-то в другое место. Мировая практика такова, что если ты в какой-то стране успешно занимался наукой, то туда периодически возвращаешься, привозя с собой новых ученых и новые идеи.

У нас пока еще осталось много хороших ученых, и если создать подходящие условия, с небольшой помощью из-за рубежа, Россия сможет снова выйти на очень хороший уровень в науке.

— В проект Сколково при этом вы верите?

— Я не имею достаточно информации по проекту. Многие ученые, к примеру, не понимают, в чем принципиальная разница между Сколково и очередным техноградом. Они ожидают, что там сосредоточат все российские инновации, имеющие перспективу скорого практического применения. Я не знаю, так ли это, но уверен, что без поддержки фундаментальной науки такой проект не удастся — не будет хороших студентов, кто пойдет туда работать?

Беседовала Елена Барышева

Журнал «Огонёк»